БЕСЕДА ПРЕПОДОБНОМУЧЕНИКА КРОНИДА (ЛЮБИМОВА) (+1937Г.) О СВЯТЕЙШЕМ ПАТРИАРХЕ ЕРМОГЕНЕ.

    Перенесемся, други мои, братия и сестры о Христе, мыслию на триста лет назад, когда наше дорогое Отечество едва не погибло (речь идет о Смутном времени 1598-1613 гг.). Пресекся тогда в прямом поколении род равноапостольного князя Владимира. Единственный прямой наследник царевич Димитрий, сын Грозного, был убит. Вдовая царица, жена царя Феодора Ивановича, старшего сына Грозного, заключилась в монастырь, и царский венец надел ее родной брат Борис Годунов. Но царствование его не было благословенно. Россию в его царствование постиг страшный голод, о котором историки говорят так: люди поедали друг друга, матери — своих детей. Открылась гибельная язва (моровой язвой называли тогда чуму), в одной Москве умерло тогда до пятисот тысяч человек. В это тяжелое, ужасное время поляки-латиняне воспользовались любовью русского народа к своим царям и его подозрениями, что Борис Годунов виновен в убиении царевича Димитрия, выставили самозванца под именем убиенного царевича (Гришку Отрепьева). Среди начавшихся успехов этого самозванца неожиданно умер царь Борис Годунов. Москва присягнула сыну его, царевичу Феодору. Но уже усилились измены. Их пытался остановить святитель Иов. Тогда поляки, видя в нем своего опасного врага, схватили его во время богослужения в Успенском соборе и в поруганном виде отправили в заточение.

По всей Руси происходило ужасающее развращение нравов. Людей, твердых в добродетели, казнили ужасной смертью: бросали с башен и крутых берегов рек, расстреливали из луков и самопалов, ломали им голени, на глазах родителей жгли детей, вырывали из рук матерей грудных младенцев и разбивали о камни, а головы их носили на саблях и копьях... Храмы Божии разоряли и грабили, скот и псы жили в алтарях, иноков и священников пытали огнем, схимников заставляли петь срамные песни, а юных инокинь бесчестили и убивали, в священные облачения рядили коней, в них же плясали блудницы. Напрасно пастыри Церкви вразумляли, обличали, умоляли образумиться — их почти никто не слушал. Казалось, Русское царство, собранное веками, готово было распасться. Несчастьем России пользовались ее враги-соседи: шведы — на севере, ногайцы и крымские татары — на юге, поляки и литовцы — на западе. Римский папа надеялся обратить русских в католическую веру и усердно помогал полякам чем только мог. За это время поляки разорили в России до ста городов, разрушили до пяти тысяч сел и деревень, ограбили сто двадцать монастырей и семь тысяч церквей, уничтожили тысячи боярских домов, истребили сотни тысяч русских людей, до десяти тысяч монашествующих и священнослужителей, вывезли в Польшу миллионы пудов награбленного русского имущества и разных драгоценностей: жемчуга, камней, золота, серебра и пр. Поляки, как разбойники, все разрушали до основания. Некоторые города не оправились и поныне, а многие села и деревни исчезли с лица земли навсегда. Таково было это Смутное время. И вот в это-то ужасное время Господь воздвиг для спасения Русской земли крепкого поборника Православия — Патриарха Гермогена.

Происхождение Патриарха Гермогена (разночтения в имени святителя Гермогена вызваны его собственной манерой подписываться «Ермоген», — вероятно, оттого, что имя его в крещении было Ермолай) точно неизвестно. Одни говорят, что он принадлежал к тяглому городскому сословию, другие —что он был донской казак, третьи производят его из рода князей Голицыных. Это разногласие говорит лишь о том, что Гермоген был дорог для каждого сословия. Достоверные сведения о святителе мы имеем с 1579 года, со времени его священства в Гостинодворской церкви Святителя Николая города Казани. В том 1579 году совершилось явление и обретение чудотворной Казанской иконы Божией Матери, и он, будучи священником, первый удостоился, с благословения казанского владыки Иеремии, принять новоявленную икону от земли, где она была обретена, в свои руки и перенести ее в сопровождении духовенства и народа в ближайшую церковь Святителя Николая. Скоро после того он принял монашество и достиг сана архимандрита Спасо-Преображенского монастыря в той же Казани, а 13 мая 1589 года был возведен в сан архиерея и начал собой ряд казанских митрополитов. Святитель Гермоген, будучи митрополитом, составил сказание о явлении Казанской иконы и о совершившихся от нее чудесах. При нем совершилось обретение и открытие мощей казанских чудотворцев, святых Гурия и Варсонофия, житие которых составлено Патриархом Гермогеном.

Святитель Гермоген ревностно заботился о просвещении Светом Христовым татар ново-присоединенного Казанского царства.

Будучи вызван в Москву Лжедимитрием I в качестве члена вновь учрежденного сената, Гермоген смело восстал против брака самозванца с католичкой Мариной Мнишек и требовал принятия ею Православия: иначе она не может быть царицей и не может быть заключен брак царя с нею. Самозванец закипел гневом, приказал немедленна выслать Гермогена из столицы в Казанский монастырь и грозил лишить его сана.

Такого-то иерарха царь Василий Иванович Шуйский вместе со Священным Собором избрал на первосвятительскую кафедру в России, и 3 июня 1606 года Гермоген был посвящен в
сан Патриарха. Посвящение совершилось в Успенском соборе.

В страшное, тяжелое время Патриарх Гермоген стал во главе Русской Церкви. Буря народных восстаний и мятежей не утихла с гибелью Лжедимитрия. Воцарение Шуйского было не умиротворением России, а только новым актом, более разжигающим смуту. Не успел еще Шуйский утвердиться на престоле Русского государства, как разнеслась весть о спасении первого самозванца, и еще не все города окончили присягу Шуйскому, как уже появились новые мятежники во имя мнимо спасенного Димитрия. Царь совсем растерялся, упал духам: он не чувствовал под собой твердой почвы ни в каких слоях русского народа. В противоположность этому Святейший Патриарх Гермоген обнаружил великую духовную силу и мужество. Отлично понимая, что враги спокойствия и царя сильны не правдой и даже не уверенностью в спасении 
самозванца от смерти, а главным образом греховной, нравственной и политической распущенностью, он прежде всего направил мысль и сознание народа на покаяние перед Богом. Мужественно раздался голос Патриарха в смятенной, беспомощной, растерявшейся Москве: весь народ московский по требованию Патриарха с 14 октября в течение трех дней должен был поститься и молиться, да простит Господь милосердный грехи всенародные и дарует земле Русской небесную помощь и защиту. И чтобы убедить народ, что царевич Димитрий действительно был убит и что потому все те, которые называют себя его именем, есть самозванцы и обманщики, Патриарх торжественно перенес из Углича в Москву нетленные мощи страстотерпца царевича, а Господь прославил мученика чудесами, поэтому Патриарх и установил праздновать ежегодно его память.

Смягчились сердца, проснулась помутившаяся было любовь к Родине и царю, люди московские искренна поклялись дать отпор врагам порядка и законности. Гермоген осенил крестом, окропил святой водой собравшихся люден и напутствовал ратный строй их святыми молитвами и благословениями. В то же время он разослал и по другим городам грамоты, в которых трогательно увещевал всех постоять за веру, Отечество и царя православного. На призыв Патриарха отовсюду потянулись воины-добровольцы и оттеснили полчища мятежников от Москвы и других городов. 20 февраля 1607 года Успенский собор был местом трогательного и небывалого торжества. Несметные толпы народа за молебном слушали от своего Патриарха Гермогена разрешение от содеянных грехов и клятвопреступлений с обещанием впредь нерушимо блюсти мир и верность законному Государю.

Но недолго продолжалось это успокоение. Дальнейшие события не соответствовали благоприятным ожиданиям. Появились новые самозванцы, государство упало в пучину крамол. В Москве вспыхнул новый народный мятеж. Враги Василия Шуйсного требовали свержения его с престола как виновника всех смут. Раздался один голос в пользу закона и злосчастного царя — голос Гермогена. С жаром и твердостью Патриарх разъяснил народу, что нет спасения там, где нет благословения свыше, что измена царю есть злодейство, всегда караемое Богом, и она не избавит, а еще глубже погрузит Россию в бездну ужасов. Но немногие твердо стояли за Шуйского. В 1609 году мятежники вытащили Патриарха Гермогена на Лобное место среди Красной площади и, тряся его за ворот, бросая ему песок в лицо, требовали, чтобы он присоединился к ним для низложения с престола царя Василия Иоанновича, ссылаясь на то, что царь был избран одной Москвой без участия других городов и что из-за него льется много крови. Но Патриарх решительна сказал изменникам: «Доселе ни Новгород, ни Псков, ни Тверь, ни Астрахань, ни другие города Москве не указывали, а Москва им указывала, а что кровь льется — это не вина царя». Твердость первосвятителя способствовала тому, что крамольный замысел на сей раз не удался, а заговорщики убежали в Тушино. Тогда Патриарх и туда отправил свою грамоту. «Обращаюсь к вам, бывшим православным христианам всякого чина и возраста, — писал он, — а ныне не ведаем, как и назвать вас, ибо вы отступили от Бога и Святым Миром помазанного царя, возненавидели правду, отпали от Соборной и Апостольской Церкви, забыли обеты православной веры нашей, в которой мы родились, крестились, воспитались, возрасли, вы преступили крестное целоваиие и клятву стоять насмерть за дом Пресвятой Богородицы и за Московское государство и пристали к ложно-мнимому царику вашему. Болит моя душа, ноет сердце... я плачу и с рыданием вопию: «Помилуйте, братия и чада, свои души и души своих родителей, отошедших и живых, посмотрите, как Отечество расхищается и разоряется чужими, какому поруганию предаются святые иконы и церкви, как проливается кровь неповинных, вопиющая к Богу. Вспомните, на кого вы поднимаете оружие: не на Бога ли, сотворившего вас, не на своих ли братьев? Не свое ли Отечество разоряете? Заклинаю вас именем Господа Бога, отстаньте от своего начинания, пока есть время, чтобы не погибнуть вам до конца, а мы, по данной нам власти, примем вас, кающихся, и упросим Государя простить вас: он милостив».

Увы, и этот трогательный отеческий призыв не имел успеха.

Скоро (в сентябре 1609 года) в пределы России вторгся сам польский король Сигизмунд и осадил Смоленск. А 17 июля (1610 года.) в Москве вспыхнул мятеж против царя Василия Иоанновича. С Красной площади толпы двинулись к Серпуховским воротам, куда насильно привели и Патриарха Гермогена. Здесь раздался только один голос за царя Василия Иоанновича: то был голос Гермогена, который продолжал стоять за него по присяге как за законного Государя, венчанного Церковью на царство. Но увещания старца святителя были безуспешны, и царь Василий Иоаннович в тот яке день был низвержен и удален из Кремля в свой дам на Арбате. На другой день Патриарх еще раз вышел на площадь к народу и уговаривал его возвратить Шуйского на царство, но враги царя Василия успели уже насильно постричь его в монахи. Несмотря на то, что царь наотрез отказывался от пострижения и громка кричал: «Не хочу?» — князь Туренин произносил за него обеты, а Ляпунов с наглостью держал его за руки, чтобы он не отмахивался, когда на него надевали монашеские одежды. Царицу Марию насильно увезли в Вознесенский монастырь и там постригли. Она рвалась из рук, стенала, звала своего супруга, называл его милым государем, кричала, что будет называть его своим мужем и в монашеской рясе. Патриарх объявил незаконным это насильственное пострижение, молился за царя Василия Иоаиновича в храмах как за законного царя и не считал его иноком, а монахом признал князя Туренина, который вместо него произносил священные обеты. Все это произвело сильное впечатление на москвичей.

Между тем поляки делали свое дело. Они всюду рассылали свои прокламации, возбуждая ненависть против царя Василия, указывая на то, будто в его правление в царстве Московском все идет дурно, что из-за него и через него непрестанно льется кровь христианская. Умы волновались. Поляки подкупили податливых на измену русских людей, которые готовы были царя Василия отправить пленником к царю Сигизмунду. А многие из тех, которые стояли во главе переворота, исполняя польский план, думали искренно, что служат своему Отечеству. Тем выше была проницательность первосвятителя Церкви Патриарха Гермогена, провидевшего в этом деле смуты величайшую опасность для России, ее веры, государственности и народности. И тот, кто держал в это трудное время в своим твердых руках посох всероссийских первосвятителеи: Петра, Алексия, Ионы и Филиппа, столь потрудившихся для создания единого и мощного Московского государства, — головою был выше всех своих современников в государственном отношении. Он больше, чем кто-либо из героев этого страшного времени, сделал для спасения России и запечатлел свои подвиги мученической смертью в 1612 году.

Тогда верховная власть перешла к боярской Думе, когда бояре решили призвать на русский престол польского королевича Владислава, снова поднял свои голос против этого опасного для Отечества шага святейший Патриарх Гермоген. Он не смутился тем, что не достигнет цели, и прямо заявил, что он против призыва иноземца-поляка, что необходимо избрать на престол православного царя из русских, причем указывал на юного боярина Михаила Феодоровича Романова как на лицо достойное царского венца по его родству с угасшим родом святого Владимира. Он напомнил о том, что пришлось испытать русскому народу от поляков при Гришке Отрепьеве. «Теперь же чего ждете? — спрашивал он изменников. — Разве только конечного разорения царства и православной веры?» Но польские приспешники осыпали Патриарха насмешками. «Твое дело, святейший отче, — говорили они, — смотреть за церковными делами, а в мирские дела тебе не следует вмешиваться».

Как это похоже на то, что и в наше смутное время говорят пастырям Церкви современные нам приспешники масонов и иудеев: «Не ваше дело вмешиваться в политику» Как будто любовь к Отечеству — политика! Как будто охрана православной веры в России — политика! Святитель Гермогеи не слушал изменников, он дал нам пример и завет, как относиться к таким толкам. Он отстаивал Правду Божию по архиерейской совести, а не по толкованию тех, кто и Бога потерял, и врагу предался.

Бояре не послушали Патриарха, но все же сделали ему уступку: по его настоянию они потребовали, чтобы Владислав прежде вступления на престол принял Православие, не сносился с папай, не строил на Руси костелов, не допускал к нам ксендзов и казнил смертию тех, кто перейдет из Православия в латинство (латииством на Руси называли римо-католическое вероисповедание), женился бы на русской, не раздавал должностей полякам, и, для ограждения государства от внесения в него чего-либо нерусского, требовали, чтобы королевич ничего не предпринимал в верховном управлении без согласия боярской Думы, а в законодательстве и налогах — без одобрения Земского собора. Это было сделано не ради присвоения народу власти, а ради защиты русских начал жизни от подавления иноземцем. Тогдашние русские люди, несмотря на всю смуту в их умах, еще помнили, что они — русские, и тщательно старались оберегать свои народные заветы, основы русской жизни. Только на этих условиях и после тяжелой внутренней борьбы Патриарх дал свое согласие на приглашение Владислава.

К Сигизмунду под Смоленск были отправлены послы (именно те лица, которые были особенно опасны для королевича Владислава; ясно, что выбор был сделан под влиянием польского гетмана Жолкеевского) для переговоров: ростовский митрополит Филарет Никитич Романов и князь Василий Голицын, также, как и сын Филарета Михаил, намечавшийся в цари. Сами бояре предали в руки поляков низведенного с престола царя Василия с его братом Димитрием. Патриарх не одобрял всего этого, но вынужден был выжидать, пока поляки яснее раскроют свои планы.

Недолго пришлось ожидать. Король Сигизмунд стал требовать, чтобы вместо Владислава русские присягнули ему самому, и уже начал издавать указы от своего имени касательно русских государственных дел. Это значило, что он считает Россию уже покоренной провинцией Польши. Приверженцы короля Сигизмунда стали требовать присяги королю от Патриарха. Тогда мужественный Патриарх торжественно объявил, что разрешает всех от присяги королевичу Владиславу и благословляет ополчиться за веру православную, и разослал об этом грамоты по городам.

И вот, наконец, занялась заря освобождения Русской земли: по гласу Гермогена стали собираться к Москве ополчения из разных городов, а в Нижнем возвысил свой голос знаменитый гражданин Русской земли Кузьма Минин... Дрогнули тогда изменники и поляки. Они составили грамоту к польскому королю, что отдаются на его волю, лишь бы он отпустил скорее сына в Москву, и потребовали от Гермогена, чтобы тот подписал ее, но святитель решительно объявил, что если Владислав не примет православной веры, то он, Патриарх, проклянет всякого, кто вздумает отдаться на волю короля Сигизмунда, и благословит всех, кто будет стоять за веру православную. Боярин Салтыков в бешенстве выхватил нож и бросился на святителя, но Патриарх осенил его крестным знамением и сказал громогласно: «Вот оружие против ножа твоего) Да взыдет вечная клятва на главу изменника!..» Напрасно Салтыков требовал, чтобы Патриарх своим словом остановил русские ополчения. «Все смирится, — ответил ему Патриарх, — когда ты, изменник, исчезнешь со своей Литвой из столицы!..» Тогда непреклонного Патриарха посадили под стражу и не допускали н нему никого из своих. Можно себе представить, что претерпел в тесной и мрачной подземной тюрьме восьмидесятилетний старец Патриарх! Десять месяцев томился он в заключении. Питался бросаемым ему ежедневно по одному снопу овсом. Сам польский воевода вместе с боярами приходил к нему просить, требовать, умолять, чтобы он запретил ополчениям подходить к столице. «Запрещу, — отвечал великий страдалец-святитель, — если увижу ляхов, выходящих из столицы; велю, если не будет этого, и всех благословляю умереть за веру православную!» Патриарху грозили злой смертью. Он указал на небо и промолвил: «Единого боюсь, живущего там». В другой раз он еще решительнее отвечал изменникам: «Всех разрешаю от присяги королевичу; да будут благословенны защитники Отечества, а вы, окаянные изменники, будьте прокляты!» В порыве безумной и бессильной злобы враги решили уморить его голодом. Немного нужна было времени, чтобы прервать жизнь глубокого старца: 17 февраля 1612 года его святая душа отошла ко Господу.

Не стало великого Патриарха Гермогена, но грамоты в его духе рассылали по всем городам России достойные преемники святителя, преподобный Дионисий Радонежский и Авраамий (Палицын), келарь Троицкой Сергиевой обители. Первыми откликнулись на священный призыв спасения Отечества нижегородские граждане во главе с Мининым. Ополчение под предводительством князя Пожарского очистило Москву от поляков, но Кремль оставался еще в руках врагов.

Несколько месяцев не дожил святейший Патриарх Гермоген до радостного и светлого дня освобождения Москвы от поляков и избрания на царство им предуказанного юного боярина Михаила Феодоровича Романова. Сильное ополчение по его благословению собралось и окружило тесным кольцом Москву. Благочестивые воеводы избрали в мощное предводительство себе и всему ополчению Небесную Воеводу, чудотворную Казанскую икону Божией Матери. Когда исчезала уверенность в спасение своими силами, наши предки усерднее взывали к небесной помощи, в которую так глубоко верили. В ночь перед приступом русского ополчения на Кремль томившемуся там в тяжком плену у поляков греческому архиепископу Арсению Элассонскому снизошел благовестить радость спасения Отечества великий предстатель наш во дни тяжких бедствий, печальник Русской земли Преподобный Сергии, сохранивший своим предстательством и молитвами перед Богом обитель свою в течение шестнадцатимесячной осады неврежденной, и сказал: «Арсений! Ваши и наши молитвы услышаны. Предстательством Богоматери суд об Отечестве преложен на милость. Завтра Москва будет в руках русских — и Россия спасена». В утверждение вести угодник исцелил благочестивого старца-святителя от его болезни.

Быстро облетела спасительная весть славное, но утомленное ополчение, и оно, видя, что в помощь ему идет Сама Честнейшая Херувимов, уже предвкушала радость победы над нашими злейшими врагами — поляками. И вот 22 октября 1613  года Кремль с его великими святынями опять в руках наших, а враг, поругавший его, прогнан. В благодарную память сего чудесного спасения земли Русской Пресвятой Богородицей и установлен тогда же нашими предками праздник в честь Казанской иконы Божией Матери, которую при чудном ее явлении сподобился первый воспринять на свои руки Святейший Патриарх Гермоген.

Да храним же, други мои, братия и сестры христиане, верно нашу святую веру православную, никогда не уклоняясь по веяниям иноземцев и по тлетворным внушениям лжепророков, гордостью ослепленных, подобно фарисеям, мнящим о себе свято, погибающим в своих заблуждениях сектантства, в таком множестве расплодившегося в наши дни. Эти слуги сатаны приходят к нам в одеждах овчих, внутрь же суть волцы хищницы(Мф. 7, 15). Потщимся, други мои, быть верными хранителями заветов предков наших — крепкой и верной любви их к Православной Церкви, царю и Отечеству, подражая святителю Патриарху, когда нужно быть готовым душу свою положить за други своя. Видя в нас такое устроение и любовь, и Богоматерь, и святые угодники Божии призрят милостиво на благие моления наши вкупе со Святейшим Патриархом Гермогеном, над которым сбылись слова Господа: «Просланляющыя Мя — прославлю»(1 Цар. 2, 30). Нетление его — эта слава небесная — явилось в дивных знамениях при гробе святителя Патриарха Гермогена. Множество чудесных исцелений ясно свидетельствует о святости сего угодника Божия, ныне прославляемого (прославление святителя Гермогена состоялось в 1913 г.).

Не оставляет своей помощью святитель и ныне с верой притекающих к нему. Одна помещица Воронежской губернии, получив по молитвенному предстательству Патриарха Гермогена исцеление от тяжкой болезни, поставила над его гробницей образ с лампадой. В 1903 году после совершения панихиды у гроба Патриарха почувствовала облегчение от болезни московская мещанка Мария Павлова, о чем своевременно и было засвидетельствовано. Народ говорит и о других исцелениях.

Святителю Христов отче Ермогене! Помоги нам, утверди нас в вере святой православной, научи нас всегда творить заповеди Божии и хранить предания церковные, от отец нам заповеданные, и всех нас управи на путь спасения! Аминь.